пятница, 11 марта 2016 г.

История №2 для кейса на политическое убежище в США.



В этой статье мы рассмотрим еще один пример истории для кейса на политическое убежище в США, основанный на преследовании в связи с политическими взглядами заявителя.


    Если в предыдущей статье, история для кейса на политическое убежище в США, преследования которой были основаны на национальной принадлежности, то в этой статье вы узнаете как правильно составить кейс на политическое убежище, а точнее,  ознакомитесь с историей, преследования которой были связаны с политическими взглядами апликанта. 
   Хочу еще раз напомнить, что эта история, так же как и предыдущая, была опубликована в информационном справочнике, автором которого является Карен Джангиров.

История для кейса на политическое убежище в США


Я, Михай Кочиеру, родился в 1959 г. в г. Кишиневе (Молдова). По национальности румын, как и все коренные жители Молдовы.

В 1979 г. окончил музыкальное училище и поступил в Кишиневскую консерваторию. В 1983 г. был отчислен с 5-го курса консерватории за свою агитационную деятельность среди студенчества, направленную на воссоединение Молдовы с Румынией, как двух частей одного народа. За это же в 1983 г. был арестован и осужден на 5 лет лишения свободы. Вернувшись из заключения в 1988 г., был вынужден поселиться в г. Оргееве (Молдова) из-за запрета властей на проживание в столице.

В 1989 г., вследствие потепления политического климата в СССР, я получил возможность вернуться в Кишинев, где начал проживать по адресу: ул. Ботаников, д.9, кв.12. С 1990 по 1995 г. я работал художественным руководителем созданного мною инструментального оркестра "Примавара".

В период с 1990 по 1994 г. вместе со своим оркестром выезжал на гастроли в ряд европейских стран.

К политической деятельности я вернулся в 1994 году, вступив в ряды Народного Фронта Молдовы. В основе программы Фронта была и есть борьба за национальное возрождение Молдовы и воссоединение ее с Румынией, что полностью отвечало моим взглядам и устремлениям.

Специфика политической ситуации в Молдове заключалась в том, что, несмотря на провозглашение суверенитета, у власти в республике остались все те же коммунистические лидеры во главе с президентом Снегуром, жестко ориентированные на Москву и не желающие воссоединения с Румынией. Ситуация усугублялась и тем, что в отличие от других республик бывшего СССР, в Молдове в высших эшелонах власти присутствовал значительный процент лиц русской национальности, естественно стремящихся к союзу с Россией и не допускающих и мысли о возможности воссоединения с Румынией. И соответственно, все общественные организации и, в первую очередь, Народный Фронт, борющиеся за воссоединение, вступали в жесткое противостояние с официальными властями Молдовы.

Очередным подрывом наших национальных интересов стала попытка кишиневских властей в марте 1995 г. изъять из официального обращения в ряде учебных заведений латинский алфавит, связывающий нас с Румынией, и навязать нам кириллицу (славянскую азбуку), как это уже было на протяжение всего советского периода молдавской письменности. В народе это вызвало чувства глубокого возмущения и протеста.

В целях оказания давления на официальные власти и недопущения возврата к славянской азбуке, я вместе с группой преподавателей высших учебных заведений (так же членов Народного Фронта) выступил организатором студенческой демонстрации протеста, начавшейся в Кишиневе 22 марта и продолжавшейся до 4 мая 1995 г. Наша демонстрация, в которой участвовало более 60 тысяч студентов и преподавателей, не была санкционирована властями, вследствие чего ее организаторы оказались под жестким прессингом со стороны кишиневских властей.

В частности, и мои проблемы, как одного из организаторов и активных участников демонстрации, начались в марте 1995 г. , то есть с момента ее начала. Выступая на митингах, я неоднократно подвергал резкой критике антинародную деятельность президента Снегура и приближенных к нему лиц, предавших наши национальные интересы в угоду Москве. Я также обращался к студенчеству, призывая их бороться всеми возможными способами за воссоединение с Румынией, считая это единственным путем нашего национального возрождения. 

12 апреля 1995 г., возвращаясь домой с очередного митинга, я был задержан и доставлен в центральное отделение полиции г. Кишинева. В полиции меня продержали почти двое суток, подвергнув ряду изнурительных допросов. В перерывах между допросами я находился в камере предварительного заключения. Утром 14 апреля я был выпущен из полиции, однако, на допросе, предшествующем освобождению, мне было официально объявлено, что в случае продолжения моих выступлений на митингах против меня будет возбуждено уголовное дело по статье 203 со значком 3, инкриминирующей организацию и активное участие в групповых действиях, нарушающих общественный порядок. 

Но несмотря на угрозы, уже на следующий день, 15 апреля, я вновь принял активное участие в продолжающейся демонстрации. В этот же вечер, в районе 7 часов, когда я уже вернулся с демонстрации домой, на мою квартиру было совершено нападение. Трое людей в масках, ворвавшись ко мне домой, привязали меня к отопительной батарее и начали громить квартиру. Перед уходом один из нападавших нанес мне несколько сильных ударов резиновой дубинкой по голове и корпусу, вследствие чего я потерял сознание. Позднее я был обнаружен в бессознательном состоянии у батареи своим другом - Ионом Илеску, зашедшим ко мне в 10 часов вечера по предварительной договоренности. Он и вызвал скорую помощь, госпитализировавшую меня в больницу № 2 г. Кишинева. В больнице я находился с 15 по 26 апреля с диагнозом - сотрясение мозга и повреждение грудной клетки. При выходе из больницы мне была дана выписка из истории болезни с вышеуказанным диагнозом. 

26 апреля я обратился с жалобой в районную прокуратуру г. Кишинева по факту нападения на мою квартиру и нанесения мне тяжких телесных повреждений. Реакция следователя Доренко, с кем я имел беседу, цинично отказавшегося провести расследование, окончательно убедила меня в том, что нападение было не случайной, а хорошо спланированной властями акцией. Такова обычная практика в Молдове, когда руками уголовных элементов, как правило, русского происхождения, официальные власти расправляются с неугодными им лицами. Мне также стало ясно, что совершенно бесполезно искать защиту в более высоких инстанциях. 

С 27 апреля 1995 г. я вновь начинаю участвовать в продолжающейся демонстрации, по-прежнему призывая студенчество бороться за воссоединение Молдовы с Румынией. 

3 мая 1995 г. около 6 часов утра ко мне на квартиру явились полицейские, которые задержали и доставили меня в центральное отделение. В этот же день против меня было возбуждено уголовное дело по статье 203 со значком 3, а на следующий день - 4 мая - я был перемещен в центральную следственную тюрьму г. Кишинева. В тюрьме я находился с 4 по 30 мая 1995 г. в одиночной камере. В течение этого периода меня неоднократно допрашивали, а 12 мая мне было официально предъявлено обвинение по вышеуказанной статье. На всех допросах я полностью отрицал вину, а с 24 мая объявил голодовку. 

Находясь в заключении, я был поддержан рядом общественных организаций, в том числе Народным Фронтом Молдовы, глубоко возмущенных моим арестом. В одной из оппозиционных правительству газет "Многоточие" были опубликованы коллективные письма с требованием к властям освободить меня из-под стражи. А 25 мая в этой же газете вышла большая статья под названием "Судьба диссидента", посвященная моей многолетней борьбе за воссоединение Молдовы с Румынией. Возможно, эта мощная общественная поддержка вкупе с объявленной мною голодовкой вынудили кишиневские власти несколько смягчить свою позицию в отношении меня. Так или иначе, 30 мая 1995 г. в результате изменения мне меры пресечения на подписку о невыезде из г. Кишинева я был освобожден из-под стражи, однако, уголовное дело в отношении меня прекращено не было и следствие продолжалось. 

В период моего пребывания под следствием с 30 мая до 15 августа 1995 г. на меня оказывалось мощное психологическое давление: я неоднократно вызывался на допросы, а 20 июля у меня на квартире был произведен обыск с изъятием части моего личного архива. Бывая вне дома, я постоянно ощущал за собой слежку, скорее даже демонстрацию слежки с целью давления на мою психику. Параллельно с этим в моей квартире постоянно раздавались телефонные звонки с угрозами и оскорблениями. 

Вероятно в июле мое дело было закрыто и передано в суд, так как 10 августа я получил повестку с вызовом на суд, намеченный на 21 августа 1995 г. 

10 августа, ясно понимая, что явка на суд закончится для меня неизбежным тюремным заключением, я принял решение покинуть Молдову и просить убежище. В этот же день я обратился к своему близкому другу - Иону Ромашку - художественному руководителю оркестра "Ласточка", готовящегося в этот период к поездке на гастроли в Канаду. По моей просьбе Ромашку включил меня в состав оркестра и начал оформлять мне выездные документы. Все это оказалось возможным потому, что из-за отсутствия в Молдове канадского посольства и консульства оформление въездных виз в Канаду молдавским гражданам происходило в Бухаресте. Иначе говоря, вне поля зрения молдавских властей. 

15 августа 1995 г., нарушив подписку о невыезде, я уехал из Кишинева в Бухарест, где начал ждать получения выездных документов. 

1 сентября 1995 г. мне была открыта въездная виза в Канаду, и 6 сентября в составе оркестра "Ласточка" я вылетел из Бухареста в Монреаль, где в аэропорту Мирабель обратился к канадским иммиграционным властям с просьбой о предоставлении мне политического убежища. 

Я очень надеюсь, что мне будет разрешено остаться в Канаде, ибо мое возвращение в Молдову чревато для меня крайне тяжелыми последствиями. 

  В следующей статье мы проведем анализ этой истории для кейса на политическое убежище в США неудачной варианта этой истории. Подписывайтесь на новости сайта по e-mail и присоединяйтесь к нам в соц. сетях, кнопки вверху слева, и вы не пропустите новых статей.

Анализ этой истории на политическое убежище в США читайте здесь
Постановка вопросов и отработка правильных ответов на интервью на политическое убежище в США, читайте здесь

Комментариев нет:

Отправить комментарий